Архив



Тепляки


Александр Бродский, Надежда Корбут, Кирилл Асс, Дарья Парамонова

Москва, «Стрелка»

Александр Бродский, бюро


В конце декабря 2011 года во дворе института «Стрелка» открылась инсталляция Александра Бродского «Тепляки».Инсталляция должна стать первой в ряду зимних программ «Стрелки» – как справедливо заметил, анонсируя выставку, президент института Илья Околков-Ценциппер, летом его двор используется эффективнее любого другого пространства в стране, «за исключением, может быть, таможенных коридоров». Летом бесконечной чередой идут лекции, кинопоказы и прочие тусовки. Зимой же эта бурная деятельность замирает: «Стрелка» учится, а двор остается под дождем и снегом. В этот момент его пространство неизбежно и прискорбно проигрывает таможенным коридорам, и, очевидно, чтобы как-то компенсировать сезонную несправедливость, на «Стрелке» придумали очень правильную вещь: каждый год приглашать одного автора, предлагая ему придумать для стрелкиного двора «символ русской зимы». Проект назвали «Летоисчисление» (здесь начинается путаница, считают вроде бы зимы, а в названии лето, но эта проблема языковая – раньше люди больше работали летом, и считали годы «летами», теперь наоборот, а язык не изменился). Начали с приглашения Александра Бродского – тоже безусловно правильная идея и совершенно верное решение. Бродский вместе с коллегами из его мастерской сделали для «Стрелки» инсталляцию «Тепляки». Ее уютное название происходит от очень прозаичного предмета – от современной стройки, где сейчас принято укрывать фасады и фундаменты зданий специальными тканями, для того, чтобы работать круглый год. Тема зимнего укрытия должна быть близка архитекторам-практикам, и задачу специфически «зимней» инсталляции решает идеально и гуманно. Как правило, архитекторы и художники, если им почему-либо нужно высказаться на тему зимы, строят ледяные скульптуры и снежные домики, повторяя ошибку Анны Иоанновны. Бродский поступил человечнее: его домики теплые и светятся в темноте. Перед тремя входами в классы «Стрелки» он соорудил три довольно-таки крупных тамбура, натянув несколько слоев полиэтилена на деревянный каркас. Внутри каждого из получившихся «притворов» установлен фанерный ящик с искусственным костром из кусочков белой материи, подсвеченных цветными лампами и поддуваемых теплым воздухом. Воздух заодно обогревает помещения. Любому, кто когда-либо где-либо учился, вестибюльчики «тепляков» должны напомнить курилку-«сачок» – самое приятное место в любом учебном заведении. Там можно и выпить, что было доказано на открытии инсталляции 27 декабря, когда один из соавторов, Кирилл Асс, собственноручно варил и разливал гостям медовуху при фиолетовом свете тряпичного костра. Бродский как будто бы собрал всю «тусовочность» летнего двора в три домика, и тем самым выполнил главную задачу – создал альтернативу летнему времяпрепровождению. Кино там посмотреть вряд ли получится, но пообщаться – запросто. Надо сказать, что прозрачные светящиеся домики это одна из любимых тем Александра Бродского: очевидный предшественник «Тепляков» – Ледяной бар на Пироговском водохранилище (холодная разновидность зимней темы); менее очевидный – «Павильон для водочных церемоний» (не такой зимний, но замечательно светится в ночи). Искусственный костер тоже время от времени у Бродского встречается – например, он был в глиняной инсталляции на выставке «Персимфанс» в Музее архитектуры. Свет и очаг у Бродского, которого называют то лиричным, то камерным, то домашним, встречаются почти все время, в том или ином виде. Он как будто ищет этот свет, зажигает его везде, где может, как турист костер в лесу, пытаясь согреться. В данном случае свет получился приглушенным: то ли московские огни затмили (вокруг «Стрелки», надо сказать, сплошная иллюминация), то ли пространство тамбуры оказалось большим. У этой инсталляции нет одной, как правило, характерной для Бродского, вещи – рукотворности. У Бродского везде встречаются следы жизни: в лепной глине и пакетиках выпитого чая, в старых кастрюлях и велосипедных колесах, разбросанных в венском Архитектурном центре, и даже в нефепродуктах, которыми он нет-нет, да и зальет свои произведения (хоть и древняя, а жизнь). Работы Бродского это бесконечное vanitas, он заставляет вспоминать, замечать свидетельства чего-то бывшего, и в его инсталляциях оно продолжает ускользать, обостряя чувство утраты. В этом смысле он художник почти уникальный для современной Москвы, бесконечно стремящейся не к запоминанию, а к обновлению. А для Стрелки он сделал исключение. Здесь почему-то следов жизни не ощущается (полиэтилен не в счет, он слишком переработанный нефтепродукт для того, чтобы сохранять следы жизни). Все новенькое, никаких намеков – но может быть, это не случайность, может быть, здесь все наоборот – и «тепляки» только ждут того, чтобы наполниться жизнью, впустить в себя новые разговоры и людей. Людей, для которых архитекторы так заботливо соорудили костры, чтобы те могли согреться, придя из холодной зимней Москвы. Юлия Тарабарина